Позвольте рассказать о нашем преподавателе по патологии. Это молодой человек 25 лет с привлекательной внешностью и ослепительной харизмой. В середине семестра он неожиданно заменил нашу прежнюю преподавательницу, которая по неизвестным причинам отказалась вести нашу группу. Он только что завершил аспирантуру и, несмотря на недостаток опыта, преподает просто великолепно — мы ловим каждое его слово, затаив дыхание. Лекции он ведет с такой скоростью, что мы едва успеваем записывать их на диктофон. И вот на одной из таких лекций он поделился с нами весьма необычной историей.
«В Ростове-на-Дону, если кто не знает, существует институт акушерства и педиатрии. Там нередко рождаются дети с патологиями или вовсе мертворожденные. За немалую сумму наш университет закупает у этого института тела младенцев для проведения студенческих практик и для пополнения музейных коллекций. Я работал там лаборантом у главного патологоанатома, иногда помогал ему проводить вскрытия, но в основном занимался рутинными обязанностями. После окончания учебы мне доверили самостоятельно проводить вскрытия. В один из дней университет получил новую партию тел — это были жертвы дорожно-транспортных происшествий и младенцы из НИИАП. Взрослые тела распределили между студентами-хирургами, которые должны были практиковаться в шитье ран и изучении повреждений. Мне же достались маленькие тела детей. Партия была достаточно большой — около десяти телец. Я решил распределить работу на три дня. Вечером, когда все остальные дела были закончены, я направился в морг и заперся изнутри, оставшись наедине только с санитаром Женей.
Мы подготовили стол и положили на него первое тело — это был мальчик, на вид не старше года. Женя, посмотрев на него, резко отвернулся и попросился выйти из секционного зала, объяснив, что мальчик слишком напоминает ему его собственного сына. Я, конечно, разрешил ему уйти, а сам приготовил все необходимые инструменты и приступил к вскрытию. Это был мой первый опыт работы с детскими телами, поэтому я действовал предельно осторожно и медленно. Когда я аккуратно отвернул кожу с головы и готовился вскрыть черепную коробку, в тишине морга раздался тонкий, едва слышный детский плач. Я замер, бросил все и помчался к холодильникам, подумав, что, возможно, акушеры по ошибке выдали нам живого младенца — такие случаи, хотя и крайне редкие, действительно бывали. Женя, увидев мое выражение лица, удивленно спросил:
— Ты чего, что случилось?
Я, задыхаясь, сказал, что слышал, как плачет ребенок. Женя уставился на меня, словно я был безумен:
— Да ты чего? Здесь никто не плачет, ты просто устал.
Несмотря на его слова, я открыл все холодильники, проверил каждого ребенка. Все они были мертвы — безжизненные, синие от холода. Я, слегка успокоившись, вернулся к работе. Осмотрел мозг, продолжил вскрытие, и вдруг снова — тот же плач, проникший в самое сердце. На этот раз я даже не задумываясь, снова ринулся к холодильникам. Женя пошел за мной, озабоченно глядя:
— Ты что, с ума сошел? Все тела на месте, никто не может плакать…
Я сжал зубы от раздражения и заперся в секционном зале, чтобы никто не мешал. Как вы знаете, дверь там железная, тяжелая, ни один звук не проходит. Я вынул органы, тщательно проверил, поставил диагноз «порок сердца», вернул все обратно и начал зашивать… И вдруг — снова этот детский плач, но теперь он был совсем рядом, словно звучал прямо в помещении, где я работал. Я подумал, что Женя решил подшутить надо мной, но, выглянув в коридор, увидел, что он спокойно сидит там и даже не смотрит в мою сторону. А плач не прекращался. Стараясь как можно быстрее закончить работу, я взялся за тело девочки. Только сделал первый надрез — и тут же снова раздался плач, но теперь он звучал так, будто ребенок плачет от боли. Не знаю, что на меня нашло, но я решил сделать анестезию, как когда-то делал известный на всю страну А. Сударушкин. И как только я это сделал, плач мгновенно стих…
С тех пор я свято верю в существование потустороннего мира. И теперь, каждый раз, когда мне приходится вскрывать детей, я всегда делаю им анестезию».