Когда на 88-м году жизни тихо и безмятежно, во сне, ушла в мир иной жена Петра, он на мгновение растерялся. Похоронив её, он, собрав свои немногочисленные вещи, отправился в долгий путь — сначала на поезде, затем на перекладных — в глухой таёжный посёлок под названием Ветлуга. Этот крошечный уголок, окружённый густыми лесами и болотами, Пётр давно присмотрел вместе с супругой. Они мечтали о жизни вдали от суеты и людских забот, где тишина и природа были бы их единственными спутниками. И хотя жена так и не увидела этот мирный уголок, Пётр решил осуществить их общую мечту в одиночестве.
Вопреки его ожиданиям, посёлок оказался более обжитым, чем он представлял. Здесь даже была школа, куда Пётр устроился работать сторожем. Оставаться в одиночестве дома он не хотел, да и сидеть без дела не привык. Несмотря на свой преклонный возраст, Пётр чувствовал в себе желание быть среди людей, пусть и на скромной работе.
Но работа ночного сторожа не сулила того общения, которого он ожидал. Его сменщик и завхоз по совместительству, Артём — коренастый, бородатый мужчина с суровым, но добродушным лицом, — встретил Петра в первый рабочий день. Артём был немногословен и говорил короткими, обрывистыми фразами, словно привык к тайге, где каждое слово на вес золота. Ознакомив Петра с обязанностями, он вдруг, словно вспомнив что-то важное, остановился и, взглянув на календарь, сказал:
— Сегодня полная луна. Ты это… надень, — и указал на старый растянутый свитер, висевший на колченогом стуле.
Пётр взглянул на свитер с неприкрытым отвращением: он был чужой, шерстяной, сильно поношенный, весь в аккуратных заплатках.
— Не замёрзну, — усмехнулся он, ощущая неприятный запах, исходящий от свитера. — И пахнет как-то странно…
— Надень, тебе же лучше будет, — твёрдо сказал Артём, и в его голосе прозвучало что-то, что заставило Петра замолчать.
Когда Артём ушёл, Пётр остался один в школе, где вскоре наступила такая тишина, что казалось, будто стены впитывают каждый звук. Включив радио на местной волне, он пытался развеять гнетущую атмосферу. Передача закончилась, и зазвучала тихая музыка. Пётр, устроившись в крохотной сторожке, начал пересматривать старые школьные фотографии, размышляя о своих предшественниках, чьи изображения были среди снимков.
Время шло, и в какой-то момент Пётр, кажется, задремал, сидя за столом. Его разбудил странный звук из приёмника: громкий писк, переходящий в визг, похожий на сирену. Пётр вздрогнул, а затем услышал спокойный женский голос:
— Внимание всем! Без пяти минут полночь! Кто не хочет оборачиваться, соблюдайте комендантский час!
Радио вновь замолчало, оставив за собой тревожную тишину. Пётр поднялся, зевая, и взял фонарик. Но, несмотря на сонливость, странное сообщение не давало ему покоя. Он медленно натягивал куртку, размышляя над услышанным, когда внезапно где-то в глубине коридоров школы раздались громкие звуки — грохот, шорохи и словно отголоски чьих-то голосов.
Пётр ощутил, как по спине пробежал холодок, и в этот момент его взгляд упал на тот самый свитер. Он неожиданно для себя самого, словно подчиняясь внезапному инстинкту, схватил и надел эту старую шерстяную вещь, несмотря на её запах и вид. Тревога, поселившаяся в его сердце, заставила его двигаться осторожно и с оглядкой.
Петру предстояло пересечь тёмный, пустой коридор первого этажа. Он шагал медленно, когда вдруг из-за угла выплыли тени. Сердце его сжалось, когда он увидел, как тени материализовались в огромных волков — мощных, почти в метр высотой, с жуткими, сверкающими в темноте глазами. Волки шли бесшумно, заполняя собой всё пространство, и, как показалось Петру, они окинули его взглядом, но не проявили агрессии, словно приняли за своего.
Волки разошлись по школе, и вскоре из разных уголков здания стали раздаваться звуки их игр и прыжков, которые эхом отзывались в тишине. Пётр стоял, прижавшись к стене, стараясь не двигаться и не дышать, ожидая, когда это ночное наваждение закончится.
С первыми лучами рассвета волки исчезли, оставив за собой только грязные следы на когда-то чистых полах. Пётр, едва стоя на ногах от пережитого ужаса, вышел в холл и увидел, что следы, которые оставили эти таинственные гости, были человеческими.
Так его и застал Артём, пришедший на смену утром. Увидев состояние Петра, он одобрительно кивнул и поздравил с «боевым крещением». Они долго курили на крыльце школы, наблюдая за тем, как зевающая уборщица моет полы вестибюля.
— Это волчий народец, — сказал Артём, уважительно кивнув. — Они постепенно смешиваются с нашими. Нормально. Некоторые из них когда-то учились здесь, вот и возвращаются, по старой памяти. Привыкнешь.
Пётр молча слушал, чувствуя, как шерсть свитера колет кожу, но теперь он не спешил его снимать. Эта странная ночь изменила его, и пусть он пока не понимал как, но знал точно: этот свитер будет с ним всегда, как оберег в мире, где границы между реальностью и тайной так легко стираются.