Апрель 2022 года. Екатеринбург купался в редком для уральской весны солнце — словно само небо решило подбодрить нас перед сессией. Мы с ребятами, словно перелётные птицы, высыпали в парк на роликах. Лёд уже сошёл с тротуаров, оставив лужицы, в которых искрились блики. «До трёх!» — предупредил я, зная, что курсовая по квантовой физике не напишется сама.
Возвращался домой, когда тени от берёз стали неловко длинными. Хрущёвка на улице Куйбышева встретила меня скрипом качелей во дворе — те самые, где вечно толпились бабушки-«дозорные». Привычным жестом выдернул наушники: «Здравствуйте, тётя Люда! Марья Ивановна!» — кивнул седовласым стражам подъезда. Воздух пахнул плиточной сыростью и тмином — кто-то жарил котлеты на втором этаже.
Лестничная клетка поглотила меня, как чёрная дыра. Глаза, ослеплённые солнцем, ещё не различали контуров. Рука шарила по рюкзаку в поисках ключей, когда в полумраке мелькнула фигура. «Здра…» — начал я автоматически, но голос застрял в горле.
Он шёл вниз, пригнув голову, будто стесняясь высоты потолка. Пальто цвета мокрого асфальта. Шаги — точёные, беззвучные. «З-д-р-а-в-с-т-в-у-й», — пропела тьма, растягивая слово, как жвачку. Буквы падали между ступенями, звеня, как монеты в колодце. Холодок пробежал по позвоночнику, когда наши плечи почти соприкоснулись.
Обернулся — никого. Двери всех квартир молчали, будто затаив дыхание. Только в лифтовой шахте заскулил ветер, хотя окна были закрыты.
«Ты бледный, как мел», — мама сразу насторожилась. Из окна кухни видно было, как бабушки качают головами: «Не выходил никто». Через десять минут подъехала «скорая» — у пенсионера из квартиры №3 остановилось сердце. Врачи разводили руками: «Скорая смерть. Без мучений».
Теперь, проходя мимо той ступеньки, всегда замедляю шаг. Иногда кажется, что из щели между перилами сочится лёгкий пар. А в кармане пальто до сих пор лежит конфетка — та самая, что выпала утром после встречи. Растаяла, слиплась, но выбросить рука не поднимается. Вдруг это не карамель, а… приглашение?